Духовенство в дореволюционной россии. Военное и морское духовенство в россии Обер-священники армии и флота
Духовенство, то есть люди, "профессионально" занимавшиеся религией, составляло идеологическую основу Российской империи. Страна была христианская, и хотя другие верования - ислам, католицизм и так далее - уважались, но православная религия доминировала во всем
Духовенство было определенным, замкнутым сословием, в котором следование избранному пути - служению Богу - как правило, происходило по наследству. Дети священников мужского пола сами становились священниками, дочери выходили замуж за "своих" же, становились попадьями. Сеть церквей охватывала практически все уголки необъятной империи, где постоянно жили люди. Территориально жители, проживающие поблизости от какого-либо храма, составляли приход этого храма. Поэтому, когда мы читаем: "у Покрова", "у Николы" - значит, человек живет поблизости от церкви св. Николая, то есть в этом приходе. Сюда он приходит на исповедь к духовному отцу ("я был на духу", "говори, как на духу" в бытовом разговоре), сюда приносят крестить новорожденного ребенка, в своей церкви человека и отпевают (А.С. Пушкина отпевали в храме Конюшенного двора, расположенном поблизости от его квартиры на Мойке, 12).Российская православная церковь, при внешней независимости, находилась в подчиненном положении к государству. Делами ее ведало высшее учреждение под названием Синод, глава которого - обер-прокурор - назначался императором. Поэтому активной самостоятельной политики, как, например, католическая церковь, российская церковная элита не вела, во всем существенном поддерживая ныне здравствующего государя.
Духовенство разделяется на черное и белое. Черное - это монахи, уходящие от "мира" и земных соблазнов, живущие в монастырях, полностью посвящающие жизнь служению Богу. При пострижении в монахи, после периода послушания, своего рода испытательного срока, человек принимал на себя определенные обязанности, в том числе обет целомудрия. Черное духовенство делилось на пять степеней, или санов. Высшие - митрополит и архиепископ, к ним следовало обращаться "ваше высокопреосвященство"; затем епископ - "ваше преосвященство". Всем трем высшим санам принадлежал также общий титул - "владыко". Более низшие степени черного духовенства - архимандрит и игумен (возглавлявший монастырь), к ним обращались "ваше высокопреподобие". Игуменьей, то есть настоятельницей монастыря женского, могла быть женщина, а вот в белое духовенство женщины не допускались.
Белое духовенство, то есть священники, живущие "в миру", среди людей, имеющие семью, детей, также делились на пять санов. Это протопресвитер, протоиерей (обращение - "ваше высокопреподобие"), иерей, протодиакон и диакон ("ваше преподобие"). В быту, в частном разговоре, особенно в крестьянской и мещанской среде, священника часто называли по имени - "отец Федор" - или "батюшка", "отче".
Как уже было сказано, священники, живущие не в монастырях, могли иметь семью. Жену священника, попадью (дочь - поповна), в быту часто называли "матушка". Но человек мог жениться только до посвящения в первый сан - диакона. После рукоположения священнослужитель как бы обручается с Церковью, и земной брак становится невозможен. Поэтому для человека духовного сословия выбор спутницы жизни крайне ограничен во времени, как правило, это годы учебы, по окончании которой он уже становится диаконом. Либо он успевает найти будущую матушку, либо всю жизнь сохраняет одиночество. Естественно, ближе всего было общество молодых девушек из духовного же сословия, поэтому так часты браки между представителями этого слоя общества. Ну и конечно, если даже среди мирян расторжение брака было большой редкостью и сопровождалось длительными и мучительными процедурами, то для священника развод был просто невозможен. Поэтому так страдает дьячиха из рассказа А.П. Чехова "Ведьма" - она никогда не сможет уйти от своего мужа, каким бы ненавистным он ни был.
Образование духовные лица получали в особых учебных заведениях: духовных училищах, духовных семинариях и духовных Академиях. Низшие учебные заведения были и женскими.
Рукоположенным священникам в храме на богослужении помогали певчие, дьячки, служки и так далее. Эти помощники официально не относились к духовным лицам и могли быть из других сословий.
Отношение к лицам духовного сословия было в России, скорее всего, разным. Сейчас, в XXI веке, об этом часто спорят. Одни ориентируется на богоискательство героев Л. Толстого и Достоевского, религия представляется им скрепляющей духовной силой, соединяющей всех россиян, и в утрате религиозности они видят источник многих нынешних бед. Другие как точку отсчета берут жадного Попа из пушкинской сказки, чеховского дьякона из "Ведьмы", и религия для русского человека XIX века представляется им чем-то официальным, лживым, формальным. Реальная жизнь сложнее любых схем, и в России были и глубочайше верующие Христиане с большой буквы, и вполне атеистически настроенные люди. Скажем, Левин в романе Л. Толстого "Анна Каренина" много лет не ходит в церковь, и только предстоящее таинство венчания заставляет его выполнить положенные обряды; и в то же время вопросы веры, ее сущности его глубоко волнуют. Да и сам Лев Николаевич Толстой, мыслитель глубоко религиозный, официальной церковью был предан анафеме, то есть отлучению. И в то же время демонстративный атеизм считался неприличным, нарушающим нормы поведения. Городничий в "Ревизоре" упрекает судью: "Зато вы в Бога не веруете; вы в церковь никогда не ходите...".
Духовное сословие как идеологическая основа империи имело определенные льготы со стороны государства. Духовные лица были освобождены от податей, от воинской повинности. Цензура следила за соответствием произведений искусства и политическим, и религиозным нормам дозволенности. Кстати, появление священника как действующего лица в пьесе практически исключалось. Ведь театр, с точки зрения церкви, дело "греховное". Во время великих постов спектакли запрещались, артисты представлялись людьми весьма сомнительной нравственности. В рассказе Чехова "Панихида" дочь лавочника, ставшую актрисой, сам отец называет "блудницей". Иудушка в "Господах Головлевых" Салтыкова-Щедрина, Фома Фомич в "Селе Степанчикове и его обитателях" Достоевского, при всей их агрессивной религиозности, не могут иметь официального отношения к духовному сословию - цензура никогда бы не пропустила такое произведение в печать.
Дети священников имели и гражданские льготы. Если они не становились священниками, они имели определенные преимущества при поступлении в светские учебные заведения и на государственную службу; некоторые из них могли получить звание "почетного гражданина" - своего рода "полудворянство". Единицам даже удавалось выслужиться в настоящее дворянство, по ведомствам гражданской службы стать крупными фигурами в русской истории, как, например, М.М. Сперанскому. Сыном священника был Н.Г. Чернышевский. Но полупрезрительная кличка "попович", "он из поповских детей" иногда преследовала этих людей всю жизнь. Так, у М.Ю. Лермонтова в планах задуманных, но неосуществленных произведений читаем: "Сюжет трагедии (даже не драмы! - А.З.). Молодой человек в России, который не дворянского происхождения, отвергаем обществом, любовью, унижаем начальниками (он был из поповичей или из мещан, учился в университете и вояжировал на казенный счет). Он застреливается".
1.2. Из проповедей и посланий
К ПАСТВЕ ЕПИСКОПАТА, ОБРАЩЕНИЙ ДУХОВНЫХ КОНСИСТОРИЙ
№ 23. Из проповеди к пастве викария Ярославской епархии епископа Рыбинского Корнилия (Попова)
Мы с вами словно грозой встревожены печальным известием о страшной междоусобной брани в Петрограде. Причиной всему царское правительство. Оно уже свергнуто волей народа, как не удовлетворявшее своему назначению и допустившее страну до голода и беспорядков. Государственная Дума по требованию народа избрала новое правительство из представителей народа, чтобы это новое правительство вывело русский народ и русскую армию на путь победы и славы.
Ярославские епарх. ведомости. Ярославль, 1917. № 9-10. Часть неофиц. С. 109.
№ 24. Распоряжение епископа Вятского и Слободского Никандра (Феноменова) викарному епископу Сарапульскому и Елабужскому Амвросию (Гудко) и благочинным епархии 3 марта 1917 г.
По получении газет и телеграмм с Манифестами об отречении Государя от престола распорядитесь прочитать Манифесты в церквах и заменить в ектениях и молитвах прошения о нем и царствующем доме словами «о Всероссийском Правительствующем Синклите». Поступайте так, пока станет Вам известно распоряжение Святейшего Синода. Действуйте на народ успокоительно.
Слово и жизнь. Вятка. № 19. С. 4.
№ 25. Из заметки о политической позиции викария Вятской епархии епископа Сарапульского и Елабужского Амвросия (Гудко)
Епископ Амвросий в переполненном молящимися соборе восхвалял бывшего царя [Николая II] и в особенности его супругу [императрицу Александру Федоровну], чем внес в народ нежелательное возбуждение1.
Кама. Сарапул, 1917. № 52. С. 4.
В качестве реакции на упомянутую проповедь от городской думы Сарапула и представителей всех групп населения 5 марта 1917г. на епископа Амвросия была направлена жалоба Св. синоду. В вину архипастырю ставилось произнесение монархической проповеди и высказывание симпатий Николаю II и императрице. Не прошло и двух недель, как Синод Йп марта постановил уволить епископа Амвросия на покой, с назначением его настоятелем
одного из отдаленных монастырей (ЦВ. 1917. № 9-15. С. 70; Слово и жизнь. Вятка, 1917. № 23. С. 4.).
№ 26. Из ответного слова митрополита Киевского и Галицкого Владимира (Богоявленского) на приветственную речь нового обер-прокурора Св. синода В.Н. Львова на первом заседании Св. синода при Временном правительстве 4 марта 1917 г.
[Митрополит Владимир] заявил, что давно знает В.Н. Львова как ревностного защитника православной церкви и приветствует его как желанного гостя, под управлением которого работа Синода пойдет успешнее для пользы родины и православной церкви.
Русское слово. М., 1917. № 51. С. 2.
1 Отрывок приветственного слова митрополита в источнике приводится в изложении.
№ 27. Из речи архиепископа Новгородского и Старорусского Арсения (Стад-ницкого)1 на первом заседании Св. синода при Временном правительстве 4 марта 1917 г.
В настоящую историческую минуту не могу не высказать несколько слов, быть может и нескладных, но идущих от сердца. Господин обер-прокурор говорит о свободе Церкви. Какой прекрасный дар! Свобода принесена с неба Спасителем нашим и Господом: «если Сын освободит вас, то истинно свободны будете» [Ин. 8, 36]; она выстрадана апостолами, куплена кровью мучеников. И великий дар свободы стоит испытаний и страданий. Двести лет Православная Церковь пребывала в рабстве. Теперь даруется ей свобода. Боже, какой простор! Но вот птица, долго томившаяся в клетке, когда ее откроют, со страхом смотрит на необъятное пространство; она неуверенна в своих силах и в раздумье садится около порога дверец. Так чувствуем себя в настоящий момент и мы, когда революция дала нам свободу от цезарепапизма... Великий дар свободы куплен и приобретается всегда ценой испытаний. Утверди, Господи, Церковь Твою!
Новгородские епарх. ведомости. Новгород, 1917. № 7. Часть неофщ. С. 324-325.
2 Речь была произнесена в ответ на объявление обер-прокурором В.Н. Львовым о предоставлении Временным правительством Российской церкви «свободы от цезарепапизма». Речь воспроизведена архиепископом Арсением 26 марта на собрании духовенства г. Новгорода.
№ 28. Высказывание архиепископа Новгородского и Старорусского Арсения (Стадницкого) на первом заседании Св. синода при Временном правительстве в момент выноса царского кресла 4 марта 1917 г.
Вот, выносят символ цезарепапизма!
Богословские труды. М., 1998. Вып. 34. Юбилейный выпуск. С. 81.
1 В «Богословских трудах» сказано, что на этом заседании было вынесено кресло обер-прокурора Св. синода и нижеприводимое высказывание архиепископ Арсений произнес в качестве реакции на это событие. Однако многочисленные очевидцы (в том числе сам Арсений) свидетельствуют, что было вынесено именно царское кресло. Причем при выносе трона принимали участие иерархи, члены Св. синода, в числе которых - митрополит Владимир (Богоявленский) (см.: Жевахов Н.Д. Указ. соч. Т. 2.
С 191; ВЦОВ. 1917. № 1. С. 2-3; Новгородские епарх. ведомости. Новгород, 1917. № 11. Часть неофиц. С 451; Русское слово. М., 1917. № 51. С. 2; Биржевые ведомости. Пп, 1917. № 55. С. 4).
По мнению архиепископа Арсения, царское кресло (трон), стоявшее во главе стола заседаний членов Св. синода, являлось «символом цезарепапизма в Церкви Русской» (Новгородские епарх. ведомости. Новгород, 1917. № 11. Часть неофиц. С. 451). Оно находилось рядом с креслом председательствующего в синоде иерарха и предназначалось исключительно для царя.
Повествуя о том же (4 марта) заседании Св. синода, на Новгородском епархиальном съезде, 31 мая, архиепископ Арсений по-другому воспроизвел свои слова в момент выноса царского кресла. Арсений сказал: «...я не смог сдержать себя и обратился с приветствием [к членам Св. синода и обер-прокурору], что Церковь свободна» (Новгородские епарх. ведомости. Новгород, 1917. № 11. Часть неофиц. С. 451; Новгородская жизнь. Новгород, 1917. № 21. С. 3).
№ 29. Из воззвания к пастырям и пастве Грузинского экзархата1 экзарха Грузии, архиепископа Карталинского и Кахетинского Платона (Рождественского) 4 марта 1917 г.
К вам, сотрудники мои и паства моя, слово мое в этот исторический момент.
Родина наша становится на новый путь. Не мятеж теперь, не разложение, не разорение, не распри нужны нашей Родине, а объединение, укрепление, спокойствие. В мирной, кроткой, многострадальной России не должно быть и, Бог даст, не будет революционного ада. Никакого шатания умов и сердца не должно быть и, Бог даст, не будет теперь у нас в крестоносной Грузии. Того повелительно требует от нас, прежде всего и более всего, нынешнее положение вещей. Крепкие духом доблестные войска наши победоносно шествуют по указанию славного вождя своего, Августейшего Наместника нашего2, к Багдаду.
И теперь, борясь одной рукой с коварным врагом, другой будем творить мирную созидательную работу, будем мирно и возможно спокойно перестраивать нашу внутреннюю жизнь, если она требует переделки и перестройки. Следует ли волноваться, надо ли огорчать друг друга и, тем более, проливать кровь, если это пойдет на пользу не нам, а нашим врагам. В сознании важности переживаемого момента, пусть каждый из остающихся дома граждан отдается мирной созидательной работе, зная, что только мир, согласие, любовь и единодушие приведут нас в обетованную землю упорядоченной и благоустроенной жизни.
Без спокойствия, без сплочения, единения и сознания нами своего долга пред Родиной, никакое правительство, как бы оно ни было идеально, не спасет нас. Как архипастырь церкви Христовой, проповедницы мира и любви, я отечески взываю к вам, сотрудники мои и паства моя, не терять в эту историческую минуту самообладания, терпения и рассудительности и спокойно встречать все, что бы ни послал нам Бог, без воли Которого и волос не падает с головы нашей. Он, Многомилостивый, не пошлет нам ничего такого, что не было бы нам во благо и на нашу пользу.
Тифлисский листок. Тифлис, 1917. №51. С. 1.
1 В Грузинский экзархат были объединены четыре кавказские епархии РПЦ: Грузинская (Карталинская и Кахетинская), Имеретинская, Гурийско-Мингрельская и Сухумская. Экзарх являлся полномочным, самостоятельным официальным представителем соответствующих четырех епархий и входящих в них викариатств. До 1917 г. кафедра экзарха Кавказского в РПЦ считалась четвертой по чести после Петроградской, Московской и Киевской (Булгаков С.В. Указ. соч. Т. 2. С. 1399; Полный православный богословский энциклопедический словарь. Т. 1. С. 686-687, 853).
Из определений, указов и посланий Святейшего синода...
проповедей и посланий к пастве епископата РПЦ
2 Наместником императора на Кавказе и главнокомандующим войсками Кавказского фронта был генерал от кавалерии великий князь Романов Николай Николаевич (Младший; 1856 - 1929 гг.; внук императора Николая I) (Советская военная энциклопедия. Т. 5. М., 1978. С. 597).
Сегодня отпечатан в нашем граде манифест Царский. Вот документ, которым Царь Сам освобождает нас от присяги, данной на верное ему служение и, передавая Престол Российский Брату Своему Великому Князю Михаилу Александровичу, заповедует Ему править делами государственными в полном и ненарушимом единении с представителями народа в законодательных учреждениях.
Таким образом, мы оказались при новой, но совершенно законной власти, состоящей как бы из двух половин: законного государя и представителей народа в законодательных учреждениях. Нужно было ждать манифеста Великого Князя Михаила Александровича о вступлении Его на престол, но вместо того получена официальная телеграмма об Отречении Великого Князя Михаила Александровича от Престола.
Таким образом, освобожденные Самим Государем от присяги Ему, мы имеем в лице Временного Правительства, Государственной Думой учрежденного, вполне законную власть, которой Государь и следом за ним Великий Князь Михаил Александрович передали свои Верховные права. Посему должны мы теперь повиноваться Временному своему Правительству, как повиновались не за страх, а за совесть Государю своему, отрекшемуся ныне от управления нами.
Тамбовские епарх. ведомости. Тамбов, 1917. № 10-11. Отдел неофиц. С. 247-248.
№ 31. Из речи епископа Псковского и Порховского Евсевия (Гроздова) в кафедральном соборе Пскова
Возлюбленные братие, в час, полный глубокого исторического значения, в час, когда созидается новая форма государственного правления, дерзаю вместе со святым апостолом обратиться к вам с той же мольбою: «Детки, любите друг друга». Будем помнить, что эта заповедь не только апостола, но и Нашего Возлюбленного Спасителя Господа Иисуса Христа. Будем помнить, что к спокойствию, к отсутствию ненависти и вражды, взаимному уважению, исполнению каждым своего долга зовет нас и Временное Правительство, к которому отныне вполне законно перешла Верховная власть.
Я же, смиренный служитель Распятого, с своей стороны на мирную и плодотворную в новом строительстве деятельность вашу призываю Божие благословение.
Псковские епарх. ведомости. Псков, 1917. № 6-7. Отдел неофиц. С. 89.
№ 32. Из беседы корреспондента газеты «Московский листок»1 с епископом Антонином (Грановским), бывшим Владикавказским2
[Епископ Антонин] светло смотрит на будущее, но заявляет, что предстоит борьба, к которой нужно быть готовыми.
Московский листок. М., 1917. № 67. С. 3.
1 Беседа с епископом Антонином напечатана в кратком изложении, которое публикуется полностью.
2 Епископ Антонин проживал на покое в Москве, в Богоявленском (по другим сведениям - в Заиконоспасском) монастыре. Он имел репутацию борца с самодержавием. В 1905 г., после выхода Манифеста 17 октября, Антонин (в то время - епископ Нарвский, викарий СПб. епархии) перестал поминать на церковных службах императора как «самодержавного», за что был подвергнут церковному наказанию в виде ссылки в Троице-Сергиевский монастырь С.-Петербургской митрополии. См. комментарии к документу № 686 и приложение к нему.
Твердо веруя, что за крестом наших испытаний и внутренних нестроений дорогой Родины наступит светлое воскресение и обновление Великой России, православное духовенство г. Новгорода призывает всех объединиться в общей горячей молитве к Милосердному Господу, да благословит Он в эти тяжкие минуты созидательную работу нового, облеченного доверием народа Правительства2, и просит православное население Новгорода во имя блага Родины пребывать в полном и нерушимом единении с представителями народа в Законодательных учреждениях, соблюдая во всех своих действиях полное единодушие и спокойно выполняя законные требования Власти, которую в настоящее время в городе Новгороде представляет Комитет Общественного спокойствия.
Новгородские епарх. ведомости. Новгород, 1917. № 5. Часть неофиц. С. 252; Богословские труды. М., 1998. Вып. 34. Юбилейный сборник. С. 72.
1 Викарий Новгородской епархии епископ Алексий (Симанский): с 22.01 (04.02). 1945 г. - патриарх Московский и всея Руси Алексий I.
2 В Журнале Московской патриархии (ЖМП) перепечатана лишь часть данного воззвания (ЖМП. М., 1957. № 11. С. 40). Отрывок в ЖМП оканчивается на месте, выделенном знаком «2». В отличие от первоисточника, окончание последнего предложения в ЖМП звучит так: «созидательную работу нового строя».
№ 34. Из проповеди викария Новгородской епархии епископа Тихвинского Алексия (Симанского) в Софийском соборе Новгорода 5 марта 1917 г.
[В последнее время в России], с одной стороны, шла беспримерная в истории народов тяжелая война, а с другой, внутри совершались неслыханные измены со стороны тех, кто был призван царем в качестве ближайших сотрудников в управлении государством. ...Постепенно воздвигалась между царем и народом все более и более плотная стена, которую намеренно строили те, кто желал скрывать от царя нужды и вопли народные. ...Призывая всех к усиленной молитве о помощи Божией в настоящую годину грозного испытания, к объединению в духе христианской любви и мира, к спокойному подчинению новому правительству, возникшему по почину Государственной Думы и облеченному полнотою власти для создания будущей мощи и счастья в дорогой родине, Его Преосвященство2 призвал благословение Божие на это новое Правительство, указав, что без помощи Божией тщетны бывают самые лучшие порывы человеческие.
Новгородские губернские ведомости. Новгород, 1917. № 18. С. 2.
Из определений, указов и посланий Святейшего синода...
Из проповедей и посланий к пастве епископата РПЦ
1 В источнике проповедь приводится в изложении. Еще в более кратком изложении она напечатана в журнале «Богословские труды» (М, 1998. Вып. 34. Юбилейный сборник. С. 72-73).
2 Епископ Алексий (Симанский).
№ 35. Из речи архиепископа Владимирского и Шуйского Алексия (Дородницына) перед молебном в кафедральном соборе 5 марта 1917 г.
Сделаем для нее1 все, что можем, для того, чтобы она в эти дни была мирна, спокойна и уверена в своих детях, уверена в том, что никто и ничто не помешает ей творить новый государственный строй, созидать новую государственную власть.
В эти священные дни созидания новой государственной жизни не должно быть насилий и убийства, грабежей, пьянства и иных проявлений злой воли. Мы должны предаться усиленной молитве о благе нашей дорогой Родины с надеждой на милосердие Божие, мирно ожидая, какую пошлет Он нам власть. Мы не одиноки. Там, в Петрограде народные представители работают над созиданием государственной власти. Они создали уже власть для нашего города - это Временный Исполнительный [Владимирский] Губернский Комитет. Он есть центральная власть, ему мы должны подчиняться и исполнять его распоряжения. Мало того, мы должны помогать ему всеми зависящими от нас мерами поддержать в нашей губернии порядок и спокойное течение жизни, мы должны твердо помнить, что помогая ему, мы делаем общее всенародное дело строения новой государственной жизни.
Владимирские епарх. ведомости. Владимир, 1917. № 9-10. Отдел неофиц. С. 82.
1 То есть для Родины.
№ 36. Из послания к пастве архиепископа Таврического и Симферопольского Димитрия (князя Абашидзе)
5 марта 1917 г.
Совершилось. Тот, без воли которого и волос не падает с головы нашей, положил предел царствования бывшего Государя. Бесчисленные губительные непорядки, допущенные бывшим правительством, крайне недобросовестно совершавшим свое служение, злоупотреблявшим властью, постоянно и искусно вводившим всех в заблуждение, повлекли за собой государственную разруху, расстройство во всех наших делах.
Нынешняя кровопролитная великая отечественная война ясно, до очевидности для всех обнаружила, что страна наша и Русский народ стоят на краю пропасти, жадно раскрывшей пасть свою для поглощения нашего Отечества. Создалась эта ужасная бездна и верховная власть вернулась к Русскому народу великому и пространством земли, и своей численностью, и духом, - устраивать на новых началах свою государственную жизнь. Совершилась воля Бо-жия о новых судьбах Отечества нашего. Кто противостанет воле Его? [Рим. 9, 19].
Ныне Промыслитель предоставил нас самим себе. Ныне Сам Царь Небесный занял Престол Русского Царства, дабы Он, Единый Всесильный, был верным помощником нашим в постигшей нас великой скорби, в бедствиях, нагнанных на нас бывшими руководителями государственной жизни нашей.
Поистине трудное тяжелое время настало для Русской земли. Отечество наше терпит ныне труды и болезни рождения. Дни наши, радующие нас светлой и мирной будущностью Русской земли, ныне почти во всем напоминают нам древнее великое потрясение, постигшее наше Отечество триста лет тому назад, когда соседний народ напал на землю Русскую, полонил села и города ее, взял столицу Царства и готовился стереть с лица земли самое русское имя. Подобно этому и теперь внешние враги окружили нас, ведут с нами борьбу не на жизнь, а на смерть, всячески добиваются сломить крепость нашу, завладеть нами, захватить землю нашу, лишить нас царственной свободы и сделать нас своими рабами, приравнять нас к скотам бессмысленным.
Мы все ныне должны забыть все распри, раздоры, ссоры, споры и недоразумения, существовавшие когда-либо между нами и, помня заповедь Христа Бога о нашем единстве, завет Его великого Апостола о хранении спасительного единения, о неразделении, о неговорении: «я Павлов, я Аполлосов, я Кифин» , быть сынами единого Отечества, защищать его, не щадя своей жизни и во всем усердно и добросовестно, не за страх, а за совесть, без ропота и лицемерия повиноваться новому Нашему Правительству. Это спасительное повиновение, требуемое от нас Словом Божиим, которое говорит нам, что существующие власти от Бога установлены, и в котором Сам Бог возвещает: «Мною повелители узаконяют правду» [Рим. 13, 1; Прит. 8, 15], должно прежде всего проявляться в сохранении всеми нами тишины и порядка, в мирном исполнении каждым из нас лежащих на нем обязанностей общественных и частных.
Сражающаяся Армия нуждается в пище, требует для себя огромного количества хлеба. Самой армии негде достать пропитания. Мы обязаны питать ее, это наш святейший долг. Для наилучшего, наиполезного выполнения этой нашей обязанности мы должны составлять одно целое с Действующей армией; должны образовать одну непрерывную цепь от полей брани до наших мирных жилищ; у нас должны быть неистощимые запасы пищи и снаряжения для нашей армии; мы для нее должны быть как бы обозом, доставляющим ей все нужное. Мы обязаны по первому же зову нашего Народного Правительства раскрыть наши амбары, зернохранилища и свозить хлеб для армии, оставив для своих семей лишь то количество, какое понадобится нам до нового урожая...
Таврический церк.-обществ. вестник. Симферополь, 1917. № 8-9. С. 175-179.
№ 37. Из проповеди архиепископа Кишиневского и Хотинского Анастасия (Грибановского) в кафедральном соборе Кишинева 15 марта 1917 г.
Пусть каждый из вас отречется от своих дел и отдастся на служение общему благу спасения Родины от внешнего врага. Отречитесь2 от своих дел и уподобьтесь Государю Императору Николаю Александровичу, который из-за любви к России-родине, как он возвещает в своем манифесте, отрекся от престола своих благочестивых предков, сложил с себя верховную власть, чтобы хорошо было общей родине.
Вспомните все дела Государя, все, что сделал он на своем крестном пути в свое царствование. Вспомните последний его завет, которым он призывает всех верных сынов отечества к исполнению долга в тяжелую минуту всенародных испытаний, чтобы вывести государство Российское на путь победы, благоденствия и славы.
Бдите и молитесь, да не внидите в напасть, и будьте верными сынами своей матери-Церкви Христовой. Только общими усилиями возможно умолить Господа, чтобы Он отвлек от нас Свою карающую руку и не дал нам погибнуть3.
Из определений, указов и посланий Святейшего синода...
Из проповедей и посланий к пастве епископата РПЦ
РГИА. Ф. 797. On. 86. 1917. Illотдел. IVстол. Д. 64. Л. 70 б. Вырезка из газеты «Бессарабец» (Кишинев, 1917. 6 марта).
1 Существует и другая редакция этой проповеди, напечатанная на страницах епархиального журнала: «Пусть каждый из вас отречется от своих дел и отдастся на служение общему благу спасения Родины от внешнего врага, подобно Государю Императору, который из-за любви к России принес самую великую жертву, какую только можно принести, сложив с себя тяжкое бремя управления государством. Искусимся от посещения Господня, дабы Он не приложил нам болезнь на болезнь; будем бодрствовать и молиться, как верные чада Христовой Церкви, ибо дни лукавы суть (Кишиневские епарх. ведомости. Кишинев, 1917. № 15-16. Отдел неофиц. С. 277).
2 Так в тексте.
3 По запросу обер-прокурора Св. синода о содержании проповеди, напечатанной на страницах правой газеты «Бессарабец», архиепископ Анастасий дал ответ, что «выражения, в коих изложена проповедь, более чем неточны, но основная мысль представлена правильно». Архиепископ Анастасий также отметил, что его слова «внесли заметное успокоение в народную мысль и совесть», и что он «получил целый ряд выражений благодарности от богомольцев за свое краткое слово» (РГИА. Ф. 797. Оп. 86. 1917. III отдел. IV стол. Д. 64. Л. 69-70а.об.).
№ 38. Из поучения архиепископа Харьковского и Ахтырского Антония (Храповицкого) в Успенском соборе Харькова 15 марта 1917 г.
Меня спрашивают, почему я не отозвался к ожидающей моего слова пастве о том, кому же теперь повиноваться в гражданской жизни и почему перестали поминать на молитве царскую фамилию.
Отвечаю, но отвечаю по собственному почину. Представители нового Правительства со мною не видались, мне не писали и через других не передавали своих желаний. Пусть никто не думает, что это молчание, или то, что я сейчас скажу, внушено мне страхом. Ареста, которым мне угрожают некоторые ораторы на площади, я не боюсь, не боюсь и смерти. Скажу больше: я восторженно рад буду умереть за Христа. - Итак, от 28-го февраля по 3[-е] марта я ничего не говорил потому, что не знал, какова воля государя, которому мы присягали. Имя его попрежнему возносилось в молитвах; 3 марта стало известно, что он отрекается от престола и назначает Государем своего брата; тогда 4 марта в собрании духовенства было выработано нами поминовение Михаила Александровича, как Российского Государя. Однако через час стал известен манифест об его отречении впредь до избрания его Учредительным Собранием, если таковое избрание состоится. Вместе с тем новый государь повелел повиноваться Временному Правительству, состав которого, возглавляемый кн[язем] Львовым, господином] Родзянко, вам известен из газет. - С этого момента означенное Правительство стало законным в глазах всех монархистов, то есть повинующихся своим Государям русских граждан. И я, как пастырь церкви, обязанный всегда увещевать народ свой повиноваться предержащим властям, призываю вас к исполнению сего долга теперь, то есть к послушанию Комитету новых министров2 и его главе - князю Львову и господину] Родзянке, как временной главе Государства, а равно и всем местным властям, которые были и будут утверждены упомянутым Комитетом и его уполномоченными. Мы должны это делать, во-первых, во исполнение присяги, данной нами Государю Николаю II, передавшему власть великому князю Михаилу Александровичу, который эту власть впредь до Учредительного Собрания сдал Временному правительству. Во-вторых, мы должны это делать, дабы избежать полного безвластия, грабежей, резни и кощунства над святынями. Только в одном случае не должно ни теперь, ни в прошлом никого слушать - ни царей, ни правителей, ни толпы: если потребуют отречься от веры, или осквернять святыни, или вообще творить явно беззаконные и греховные дела.
Теперь второй вопрос: почему не молимся за царей? Потому, что царя у нас теперь нет и нет потому, что оба царя от управления Россией отказались сами, а насильно их невозможно именовать тем наименованием, которое они с себя сложили. Если бы царь наш не отказался от власти и хотя бы томился в темнице, то я бы увещевал стоять за него и умирать за него, но теперь ради послушания ему и его брату мы уже не можем возносить имя его, как Всероссийского Государя. От вас зависит, если желаете, устроить снова царскую власть в России, но законным порядком, чрез разумные выборы представителей своих в Учредительное Собрание. А какой это будет законный порядок выборов, о том решат, уже не мы духовные, а Временное Правительство3.
Пастырь и паства. Харьков, 1917. № 10. Часть неофиц.С. 279-281.
1 В мемуарной литературе приводится эта же проповедь архиепископа Антония, но в иной, более краткой редакции: «Когда мы получили известие об отречении от Престола Благочестивейшего Императора Николая Александровича, мы приготовились, согласно его распоряжения, поминать Благочестивейшего Императора Михаила Александровича. Но ныне и он отрекся и повелел повиноваться Временному правительству, а посему, и только посему, мы поминаем Временное правительство. Иначе бы никакие силы нас не заставили прекратить поминовение Царя и Царствующего Дома» (Антоний (Храповщкий), митрополит. Письма блаженнейшего митрополита Антония (Храповицкаго). Джорданвилль, N.Y., Свято-Троицкий монастырь. 1988. С. 57).
2 Временному правительству.
ДУХОВЕНСТВО РУССКОЙ ПРАВОСЛАВНОЙ ЦЕРКВИ И СВЕРЖЕНИЕ МОНАРХИИ
(начало XX в. - конец 1917 г.).
Репников А.В., Гайда Ф.А. М.А. Бабкин. Духовенство Русской Православной Церкви и свержение монархии (начало XX в. - конец 1917 г.) // Отечественная история. 2008. № 5. С. 202-207 (рецензия).
В монографии М.А. Бабкина рассматривается крайне важная и актуальная тема - взаимоотношения Церкви и государства в 1900-1917 гг. как верно отмечает автор, ни в отечественной, в зарубежной историографии до сих пор не было работы, освещающей отношение православного духовенства к свержению монархии. В появившихся на рубеже XX-XXI вв. исследованиях Т.Г. Леонтьевой, В.А. Федорова, C.Л. Фирсова данная тема, как правило, рассматривается лишь в общем контексте истории церковно-государственных отношений начала XX в. Современные церковные историки и православные публицисты также обычно обходят ее стороной. К тому же, как считает Бабкин, «отличительной чертой церковно-исторических монографий является определенная идеализация истории РПЦ, стремление не заметить некоторые негативные и нелицеприятные факты и, в первую очередь, - поддержки Церковью свержения дома Романовых» (с. 30).
Последние 20 лет, начиная с памятных торжеств, посвященных тысячелетию Крещения Руси, были отмечены возрождением православия в России. Множество новых исследований, сборников документов, воспоминаний и статей, выпущенных при участии Русской Православной Церкви, составили по сути новый, пока еще слабо согласованный с академической наукой пласт историографии. В этом отношении как критика представителями Церкви научных монографий, так и оценка сотрудниками научных институтов церковных изданий скорее напоминают не конструктивный диалог, а монолог, с помощью которого каждая сторона пытается доказать свою правоту, не прислушиваясь к аргументации собеседника. Во многом именно с этим связано то, что книга Бабкина уже вызвала диаметрально противоположные отклики и даже обвинения автора в предвзятости.
Работая над монографией, Бабкин исследовал материалы 40 фондов из различных федеральных и региональных архивов (РГИА, ГА РФ, РГАДА, ЦИАМ, РГА ВМФ, Российский государственный архив кинофотодокументов, ОР РГБ, Государственный архив Свердловской обл., Центр документации общественных организаций Свердловской обл., Объединенный государственный архив Челябинской обл.), изучил около тысячи дел, значительная часть которых ранее не была известна историкам. Им рассмотрены определения Св. Синода, распоряжения, пастырские послания и проповеди архиереев, резолюции съездов и собраний духовенства, проходивших весной и летом 1917 г., телеграммы, направлявшиеся ими представителям государственной власти, стенограммы Поместного собора 1917-1918 гг. Помимо этого, автор анализирует законодательные акты Российской империи, дневники, воспоминания и переписку Николая II , императрицы Марии Федоровны, архиереев Вениамина (Федченкова), Евлогия (Георгиевского), Нестора (Анисимова), Феодосия (Алмазова), священников Георгия Шавельского, Василия Виноградова и Василия Зеньковского, Иоанна Восторгова и Владимира Красницкого, Николая Любимова и Сергия Булгакова, а также А.И. Верховского, Ф.В. Винберга, В.Н. Воейкова, A.И. Гучкова, А.И. Деникина, кн. Н.Д. Жевахова, А.В. Карташева, А.Ф. Керенского, B.Н. Львова, Н.Е. Маркова, С.П. Мельгунова, П.Н. Милюкова, В.Д. Набокова, М. Палеолога, М.В. Родзянко и др. Бабкин также проработал большое количество газет и журналов, издававшихся в России в 1905-1917 гг. Им тщательно исследовано более 90% всех церковных изданий, выходивших в 1917 г.
Благодаря столь обширной источниковой базе автору удалось подробно проследить процесс политической переориентации православного духовенства в ходе Февральской революции 1917 г. При этом сделанные им выводы характеризуют не только взгляды и действия отдельных лиц, но и позицию всей РПЦ. По мнению Бабкина, начиная с 1901 г. и вплоть до Февральской революции православные иерархи старались ограничить участие императора в церковном управлении и стремились к «отдалению» Церкви от государства. После ряда безуспешных попыток добиться согласия монарха на созыв Поместного собора архиереи все чаще связывали свои надежды на «раскрепощение» Церкви от государственного контроля с «ожидаемой сменой формы государственной власти в России, с окончательным решением вопроса между "священством" и "царством"» (с. 132). Способствуя «десакрализации» императорской власти, священнослужители исходили из того, что между властью царя и какой-либо иной формой власти нет никаких принципиальных отличий («нет власти не от Бога»). Соответственно и паства воспринимала царя не как духовного лидера народа и помазанника Божия, а исключительно как простого мирянина, находящегося во главе государства. Однако вывод Бабкина о том, что духовенство работало на «создание в определенной степени "богословского обоснования" революции» (с. 134), представляется все же дискуссионным.
Автор полагает, что в предреволюционные годы архиереи пытались разрешить в пользу Церкви историко-богословский спор о превосходстве светской власти над духовной или, наоборот, духовной над светской (так называемую проблему «священства и царства»). Наиболее ярко, по его мнению, это противостояние «священства» и «царства» проявилось именно в первые дни и недели Февральской революции. Бабкин полагает, что в то время, когда церковные иерархи приветствовали отречение Николая II , вопрос о будущей форме правления в России еще оставался открытым. Между тем многочисленные источники свидетельствуют, что члены Св. Синода с самого начала сделали твердый выбор в пользу новой власти и против восстановления монархии. Они отнюдь не были склонны рассматривать политическое положение России как находящееся в состоянии «неопределенности» до соответствующего решения Учредительного собрания о форме правления. Такая позиция Синода, с учетом влияния подведомственного ему духовенства на многомиллионную православную паству, фактически исключала возможность осуществления монархической альтернативы.
В том, что в марте 1917 г. «Церковь фактически отказалась защищать императора» (с. 144), Бабкин видит попытку духовенства изменить политический строй Российского государства. Нововведения антимонархического характера, осуществленные Синодом весной 1917 г., нередко вызывали у верующих смущение и ропот. Однако лишь немногие пастыри продолжали тогда отстаивать консервативно-монархические ценности (с. 168-169). В «Поучениях» Св. Синода царское правительство обвинялось в том, что оно довело Россию «до края гибели», вследствие чего «народ восстал за правду, за Россию, свергнул старую власть, которую Бог через народ покарал за все ее тяжкие и великие грехи» (с. 175). «Режим правительства был в последнее время беспринципный, грешный, безнравственный, — писал епископ Уфимский и Мензелинский Андрей (Ухтомский). — Самодержавие русских царей выродилось сначала в самовластие, а потом в явное своевластие, превосходившее все вероятия» (с. 231). Епископ Александровский Михаил (Космодемьянский) в пасхальной проповеди сравнивал самодержавие с «дьявольскими цепями», сковавшими жизнь русских людей (с. 232).
Изучая взаимоотношения «священства» и «царства», Бабкин сосредоточил свое внимание на событиях начала XX в. Вместе с тем он делает ряд любопытных исторических экскурсов, обращается к эпохе Петра I, сообщает, что «за сто предреволюционных лет известен едва ли не единственный случай доноса священника властям о содержании исповеди каявшегося» (с. 63). Самоценны и имеющиеся в книге богословские комментарии, которые далеко не всегда встречаются в работах «светских» историков. В приложениях к монографии приводятся статистические сведения о православном духовенстве начала XX в., список архиереев, занимавших церковные кафедры 1 марта 1917 г., и другие материалы.
Тем не менее хотелось бы указать на некоторые вопросы, которые не были в полной мере раскрыты автором и требуют дальнейшего исследования. Так, практически ничего не сказано о проектах церковной реформы, разработанных Л.А. Тихомировым. В книге он упомянут только один раз, хотя его активное участие в делах Церкви было замечено Николаем II и получило высокую оценку митрополита Антония (Вадковского). Несколько раз в книге упоминается о возможном существовании в среде высшего духовенства своеобразного масонского лобби (с. 39-40, 189). «Единомыслие... высших иерархов с представителями власти в плане свержения царского самодержавия, - пишет Бабкин, - наталкивает на мысль, что среди членов Св. Синода также были масоны. В первую очередь это относится к тем иерархам, которые определяли курс высшего органа церковной власти: к архиепископу Финляндскому Сергию (Страгородскому) и митрополиту Киевскому Владимиру (Богоявленскому)» (с. 189). К сожалению, каких-либо доказательств, подтверждающих эту гипотезу, автор не приводит. В связи с масонской тематикой и «теорией заговора» следует подчеркнуть необходимость осторожного отношения к используемым Бабкиным книгам Н.Н. Берберовой, М.В. Назарова и О. А. Платонова, содержащим, помимо прочего, случайно или намеренно искаженную информацию.
В работе Бабкина, ставшей основой для успешно защищенной им докторской диссертации, показано, что «духовенство Русской Православной Церкви в целом сыграло важную роль в революционном процессе, направленном на свержение монархии в России» (с. 412). Конечно, можно оспаривать авторскую концепцию, но нельзя уже игнорировать документы, введенные Бабкиным в научный оборот. То, что некоторые выводы книги вызвали полемику и противоречивые отклики, свидетельствует лишь о плодотворности проделанной автором работы, о ее научной новизне и значимости, поскольку серьезные исследования всегда порождают дискуссии. Несомненно, рецензируемая монография вносит весомый вклад в историческую науку, и можно лишь сожалеть, что небольшой тираж уже сделал ее библиографической редкостью.
А.В. Репников, доктор исторических наук (Российский государственный архив социально-политической истории)
Монография М. А. Бабкина посвящена отношению православного духовенства к монархии и революции в 1917 г. Предшествующие события автор освещает достаточно скупо, опираясь при этом, как правило, на работы других исследователей (С.Л- Фирсова, Б.Н. Миронова, о. Георгия Ореханова, о. Владимира Рожкова и др.). Впрочем, на их основании автор делает вполне самостоятельные, а иногда и диаметрально противоположные выводы. Так, он пытается доказать, что в начале XX в. духовенство стремилось к «независимости от государства» и готово было ради этого «узаконить в сознании паствы свержение монархии» (с. 138-139). «Основной мотив революционности духовенства» Бабкин усматривает «в желании уничтожить, свергнуть царскую власть как харизматического "соперника"» (с. 201). Однако в своей книге он так и не назвал ни одного церковного иерарха, который выражал бы подобные желания до или даже после революции.
Членам Св. Синода Бабкин приписывает враждебное отношение к монархии и чуть ли не симпатии к республиканскому строю. Между тем наличие подобных симпатий нелегко не только доказать с помощью имеющихся источников, но даже допустить в качестве умозрительного предположения. Высшие иерархи хорошо знали о том, что положение духовенства в монархических государствах Европы (Великобритании, Германии, Австро-Венгрии) было гораздо более прочным, нежели в республиканской Франции, пережившей в начале XX в. очередной всплеск антиклерикализма, или в Португалии, где в 1910 г. республика была провозглашена одновременно с конфискацией монастырской собственности.
Следует учесть и то, что взаимоотношения православного епископата и либеральной оппозиции накануне революции были крайне натянутыми. Лидер октябристов А.И. Гучков был главным организатором резкой критики Синода в Думе. Октябрист И.В. Никаноров, от имени фракции выступавший в Государственной думе по церковным вопросам, писал в «Голосе Москвы» об «ужасном состоянии» Русской Православной Церкви, находящейся «на краю пропасти». Кадеты отзывались о «синодальной бюрократии» и архиереях еще более недоброжелательно, а их лидер П.Н. Милюков с думской трибуны призывал освободить Церковь «от плена иерархии». Ни для кого не были секретом и тесные связи, существовавшие между либеральной оппозицией и старообрядцами. Конечно, и среди православных иерархов начала XX в. были люди радикально-либеральных политических взглядов, как, например, уфимский епископ Андрей (Ухтомский) или отправленный на покой владикавказский епископ Антонин (Грановский). Но их было крайне мало, а их влияние в Церкви оставалось минимальным. Охлаждение же между Синодом (и епископатом в целом) и последним российским императором объяснялось не столько мифическим «антимонархическим настроением» архиереев, сколько распутинской историей, подрывавшей авторитет высшего церковного управления в глазах общества, и попытками власти втянуть духовенство в политику, как это было, в частности, во время предвыборной кампании 1912 г.
Бабкин утверждает, что и после отречения Николая II «за монархический путь развития России могла высказаться - в случае официальной поддержки со стороны Православной Церкви - весьма значительная и влиятельная часть электората»: «...С 3 марта, в случае поддержки духовенством РПЦ монархической системы власти, на политическом поле обсуждалась бы, по нашему мнению, альтернатива между конституционной монархией и демократической парламентской республикой (наибольший потенциальный электорат первой составляли кадеты и правые, а второй - главным образом меньшевики и эсеры)» (с. 209-211). Однако сам же автор пишет про «массовый революционный настрой, охвативший с первых чисел марта 1917 г. большинство населения страны», и констатирует, что «в те дни монархические идеи были крайне непопулярны», а правые партии не только не сопротивлялись, но и не протестовали против своего запрещения. При этом он признает, что «такая точка зрения широкой общественности оказывала влияние на формирование мнения священнослужителей», а не наоборот (с. 188, 266).
Это явное противоречие свидетельствует о том, что, рассуждая о нереализованной по вине Синода в 1917 г. «монархической альтернативе». Бабкин существенно и необоснованно преувеличивает политический вес священнослужителей, а при анализе расстановки сил в обществе выдает желаемое за действительное. Так, он пишет, будто «за конституционную монархию выступала влиятельная кадетская партия (хотя единства в ее рядах по этому вопросу все же не было)». Но если программа партии «Народной свободы», составленная еще в 1905-1906 гг., и говорила о парламентской монархии как о наиболее предпочтительной форме государственного устройства, то к 1917 г. подавляющее большинство кадетов были уже республиканцами. Сразу же после революции соответствующие изменения были внесены и в программу партии.
На деле Синод не имел никакого влияния ни на генералитет, ни на политические партии, руководившие Думой, ни на взбунтовавшиеся массы. Более того, как показала развернувшаяся весной 1917 г. так называемая церковная революция, правящие архиереи часто не пользовались должным авторитетом в глазах приходского духовенства и мирян. Между тем автор всерьез уверяет читателей, что в конце февраля 1917 г. Синод с помощью обращений, воззваний и крестных ходов мог остановить революцию (с. 204-209).
Бабкин решительно настаивает на том, что в марте 1917 г. «монархия в России как институт - согласно акту вел. кн. Михаила Александровича - продолжала существовать», и, соответственно, Синод должен был действовать так, как если бы в стране установилось «междуцарствие» (с. 210). При этом автор совершенно не учитывает, что Синод вовсе не был уполномочен давать свои толкования правительственным актам, тем более столь спорным с юридической точки зрения, как акты 2-3 марта 1917 г. А определение 1-го департамента Сената не давало ни малейшего основания для «существования» монархии. Сенаторы разъясняли, что «Временное правительство волею народа облечено диктаторской властью, самоограниченной его собственной декларацией и сроком до Учредительного собрания». При вступлении в должность министры Временного правительства давали присягу: «По долгу члена Временного правительства, волею народа по почину Государственной думы возникшего, обязуюсь и клянусь перед Всемогущим Богом и своею совестью служить верою и правдою народу Державы Российской, свято оберегая его свободу и права, честь и достоинство и нерушимо соблюдая во всех действиях и распоряжениях моих начала гражданской свободы и гражданского равенства и всеми предоставленными мерами мне подавляя всякие попытки прямо или косвенно направленные на восстановление старого строя [выделено мною. - Ф.Г.]». Характерно, что уже в марте деятельность монархических партий была запрещена. Конечно, теоретически Учредительное собрание могло вновь установить монархию (и то монархию «волею народа», а не «Божьей милостью»), однако никаких предпосылок для этого не было. Даже 2-3 марта за сохранение монархии как института активно выступали только Милюков и Гучков, известные помимо прочего своими резкими антицерковными выступлениями. Именно им, по мнению Бабкина, должен был помогать Синод.
В сложившейся весной 1917 г. обстановке Церковь не могла не считаться с беспрецедентным волеизъявлением монарха и с необходимостью поддерживать гражданский мир и согласие в период тяжелейшей войны (в этом отношении позиции Николая II и членов Синода полностью совпадали). Неудивительно, что даже такие убежденные монархисты, как епископы Андроник (Никольский) и Макарий (Гневушев) вынуждены были открыто поддержать новую власть.
Освещение Бабкиным взаимоотношений церковных иерархов с новой революционной властью также вызывает недоумение. Решение Синода установить контакт с Временным комитетом Государственной думы, по мнению автора, «дает основание утверждать, что Св. Синод РПЦ признал революционную власть еще до отречения Николая II от престола» (с. 144-145). Между тем «Комитет Государственной думы для водворения порядка и для сношения с учреждениями и лицами» не провозглашал себя органом верховной власти и официально заявлял, что принял власть в столице вынужденно, ввиду отсутствия какой-либо другой власти. Еще 1 марта Комитет установил связь со Ставкой и иностранными посольствами, после чего был фактически повсеместно признан. Синод решил войти в сношения с Комитетом 2 марта и только на следующий день вступил с ним в контакт, едва ли не последним из столичных центральных учреждений. Ничего революционного или антиправительственного в этом уже не было. Контакт с Временным правительством был установлен уже после отказа вел. кн. Михаила Александровича от престола.
Отношения Синода с Временным правительством рассматриваются Бабкиным крайне односторонне. Автор сосредоточен исключительно на анализе тех форм, с помощью которых Синод выражал свою лояльность правительству. Причины и характер конфликта, сразу же возникшего между членами Синода и обер-прокурором В.Н. Львовым, интересуют его лишь постольку, поскольку в них проявилось стремление церковной иерархии к независимости от государства. Бабкин выдвигает гипотезу «о существовании определенной договоренности между Временным правительством и Св. Синодом», впоследствии нарушенной Львовым: «Суть ее состояла в том, что Временное правительство предоставит РПЦ свободу в управлении в обмен на принятие Церковью мер по успокоению населения страны и формированию в обществе представления о законной смене власти» (с. 196). Однако ни доказать на основании источников наличие такого «сговора», ни объяснить причины его нарушения правительством автор не в состоянии.
Стремясь доказать активную роль и заинтересованность архиереев в революции, Бабкин зачастую игнорирует тот факт, что начавшаяся весной 1917 г. «церковная революция» в значительной степени была направлена именно против епископата, огульно обвинявшегося в «распутинстве». Под давлением радикально настроенной части приходского духовенства и мирян в первые же месяцы своих кафедр лишились 17 архиереев. Трудно поверить, чтобы в этих условиях революция и революционная власть, всячески поощрявшая инициативу на местах, вызывали у епископов искреннюю симпатию.
В целом же попытка изобразить церковно-государственные отношения начала XX в. в виде борьбы «священства и царства» представляется надуманной и несостоятельной. Несмотря на обширный круг источников, используемых автором, основные положения его концепции (харизматическое соперничество церковных иерархов и императора накануне революции 1917г., ведущая и определяющая роль духовенства и Св. Синода в свержении монархии, избрание патриарха как победа «священства над царством» и проч.) опираются на умозрительные рассуждения и гипотетические предположения. Стараясь их доказать, автор не раз вынужден выстраивать между фактами ложные, не существовавшие в действительности связи. В то же время монография М.А. Бабкина бесспорно обогащает отечественную историографию как новыми, ранее не изучавшимися материалами, отражающими отношение духовенства к революционным событиям, так и острыми дискуссионными вопросами. Она убедительно свидетельствует о необходимости специального исследования политической роли и деятельности духовенства в Российской империи, а также мировоззрения иерархов РПЦ, до сих пор еще очень слабо изученного.
Ф.А. Гайда, кандидат исторических наук (Московский государственный университет им. М.В. Ломоносов)
Примечания
1. Ранее им уже был опубликован по этой же теме сборник документов: Российское духовенство и свержение монархии в 1917 году: Материалы и архивные документы по истории Русской православной церкви / Изд. 2. М., 2007. Сост. предисл. и комм. М.А. Бабкин. М., 2006. Рецензии см.: Отечественная история. 2007. №З.С. 194-196.
3. Государственная дума. Стенографические отчеты. Созыв IV. Сессия I. СПб., 1914. Ч. III. Стб. 1347. 28 апреля 1914 г.
4. См ., напр.: Гайда Ф.А. Либеральная оппозиция на путях к власти(1914-весна 1917 г.). М.,2003. С. 49- 52, 332-335 и др.
5. Цит. по: Власть и реформы. От самодержавной к советской России. СПб., 1996. С. 655.
6. ГА РФ, ф. 1779, оп. 1, д. 6, л. 40-40а.
7. Подробнее см.: Фруменкова Т.Г. Высшее православное духовенство России в 1917 г. // Из глубины времен. Вып. 5. СПб., 1995. С. 74-94; ее же. К биографии Владимира Николаевича Львова // Из глубины времен. Вып. 9. СПб., 1997. С. 95; Гайда Ф.А. Русская Церковь и политическая ситуация после Февральской революции 1917 года (к постановке вопроса) //Из истории русской иерархии: Статьи и документы. М„ 2002. С. 60-68.
Время появления первых священников при воинских дружинах точно неизвестно. Петр I законодательно повелел быть священнослужителям при каждом полку и корабле, и с первой четверти XVIII века назначения священнослужителей к воинским частям (прежде всего, на флот) становятся регулярными.В течение XVIII века управление военным духовенством в мирное время не отделялось от епархиального управления и принадлежало архиерею той местности, где был расквартирован полк. Реформу управления военным и морским духовенством осуществил император Павел I. Указом от 4 апреля 1800 года должность полевого обер-священника стала постоянной, в его руках сосредоточилось управление всем духовенством армии и флота. Обер-священник получил право сам определять, переводить, увольнять, представлять к наградам священнослужителей своего ведомства. Для военных пастырей были определены регулярное жалование и пенсия. Первый обер-священник Павел Озерецковский был назначен членом Святейшего Синода и получил право по вопросам кадровой политики сноситься с епархиальными архиереями без доклада Синоду. Кроме того, обер-священник получил право личного доклада императору.
В 1815 году было образовано отдельное управление обер-священника Главного штаба и войск гвардии (позднее включившее в себя и гренадерские полки), вскоре ставшее в вопросах управления фактически независимым от Синода. Обер-священники гвардейского и гренадерского корпусов Н.В. Музовский и В.Б. Бажанов в 1835–1883 годах возглавляли также придворное духовенство и являлись духовниками императоров.
Новая реорганизация управления военным духовенством произошла в 1890 году. Власть вновь сосредоточилась в лице одного человека, получившего титул протопресвитера военного и морского духовенства. Во время Первой мировой войны протопресвитеру Г.И. Шавельскому впервые было дано право личного присутствия на военном совете; протопресвитер находился непосредственно в ставке и, как и некогда первый обер-священник П.Я. Озерецковский, имел возможность личного доклада императору.
Численный состав священнослужителей в русской армии определялся штатами, утвержденными Военным ведомством. В 1800 году при полках служило около 140 священников, в 1913 году – 766. В конце 1915 года в армии служило около 2000 иереев, что составляло примерно 2% от общего числа священнослужителей империи. Всего за годы войны в армии отслужило от 4000 до 5000 представителей православного духовенства. Многие из кадровых священников продолжили свою службу в армиях А.И. Деникина, П.Н. Врангеля, А.В. Колчака.
Полковой священник находился в двойном подчинении: по церковным делам – главному священнику, по другим вопросам – военному начальству. Долгая служба в одном и том же полку была большой редкостью. Обычно священнослужитель постоянно перемещался из полка в полк, в среднем каждые пять лет, причем нередко из одного конца империи в другой: из Брест-Литовска в Ашхабад, оттуда в Сибирь, потом на запад, в Гродно, и т.д.
 |
По инструкциям Г.И. Шавельского, помимо выше названных обязанностей, полковой священник должен был: помогать врачу в перевязке ран; заведовать выносом с поля боя убитых и раненых; извещать родных о смерти воинов; организовывать в своих частях общества помощи семьям убитых и увечных воинов; заботиться о поддержании в порядке воинских могил и кладбищ; устраивать походные библиотеки.
С 1889 года в служебных правах военные священнослужители были приравнены к следующим армейским чинам: главный священник – к генерал-лейтенанту, протоиерей – к полковнику, иерей – к капитану, диакон – к поручику. На Руси защита Отечества всегда считалась святым делом, но в русской покаянной дисциплине убийство, даже на войне, с какой бы целью и при каких бы обстоятельствах оно ни было совершено, – осуждалось. Священнослужителям и монахам, согласно 83-му апостольскому правилу и 7-му определению IV Вселенского Собора, запрещено участвовать в военных действиях с оружием в руках. Но на Руси, особенно в раннее Средневековье, представители духовенства иногда, по разным причинам, принимали непосредственное участие в битвах. В Куликовской битве 1380 года по благословению Сергия Радонежского сражались схимонахи Александр Пересвет и Роман (Родион) Ослябя, впоследствии канонизированные.
В.Н. Татищев указывает следующие случаи участия священнослужителей в войнах: «Что о монахах и попах на войну воспоминает, то по истории нахожу обстоятельство: новгородцы Изяславу Второму противо дяди его Юрия Второго приговорили всех чернецов и церковников нарядить, и ходили; Сергий, игумен Радонежский, Димитрию Донскому двух воинов постриженных послал, и побиты; Старые Русы поп Петрила с войском на Литву ходил и победил; костромской игумен Серапион в нашествие татар Казанских, собрав монахов и попов, татар победил. Может же, того более было, да истории до нас не дошли».
Во время осады многие монастыри превращались в крепости, где вооружались иногда и монашествующие лица. В обороне Троице-Сергиевой лавры от поляков в 1608–1610 годах активно участвовали монахи, старцы Ферапонт и Макарий возглавили конную атаку иноков.
Известен и другой случай. Митрополит Новгородский Исидор в 1611 году при осаде Новгорода шведами служил молебен на стенах крепости. Увидев, что протопоп Софийского собора Амос ожесточенно сопротивляется врагам, митрополит снял с него какую-то церковную епитимью. Амос сражался до тех пор, пока его дом не был сожжен вместе с ним.
В XVIII веке единственный известный нам случай прямого участия священника в битве отражен в «Деяниях Петра Великого». Там говорится, что «олонецкий поп Иван Окулов в 1702 году, собрав охочих людей до тысячи человек, ходил за шведский рубеж, разбил четыре неприятельских заставы, побил до 400 шведов и со взятыми рейтарскими знаменами, барабанами, оружием и лошадьми возвратился в торжестве; чего же забрать не смог с собою, то предал огню».
В XIX веке нам известно несколько случаев прямого участия священнослужителей в битвах. В 1854 году монахи Соловецкого монастыря обороняли монастырь от нападения английской эскадры. В том же году священник Гавриил Судковский был награжден золотым наперсным крестом на Георгиевской ленте из кабинета Его императорского величества «за содействие в отражении англо-французских пароходов, напавших на Очаковскую крепостную батарею 22 сентября 1854 года, когда под выстрелами благословлял каждого и сам заряжал орудия калеными ядрами». При этом позднее, служа в городе Николаеве отец Гавриил прославился как молитвенник и постник.
Во время Первой мировой войны среди духовенства было много желающих добровольцами служить в армии с оружием в руках, и в 1915 году Святейшим Синодом было утверждено определение, категорически запрещающее священникам идти в армию не на духовные должности.
В 1914–1917 годах священнослужители часто возглавляли пешие и конные атаки, но без оружия, только с крестом в руках. Во время русско-японской войны погибло 16 священнослужителей, было ранено и контужено не меньше 10 человек. Выявленные нами данные говорят о том, что к лету 1917 года на войне пострадал 181 священнослужитель. Из них были: убиты – 26, умерли от ран и болезней – 54, ранены – 48, контужены – 47, отравлены газами – 5 человек. Число убитых и умерших от ран и болезней составляет 80 человек. В Первую мировую войну к 1917 году в плену перебывало или продолжало находиться не менее 104 православных священнослужителей.
Говоря о наградах духовенства, следует сказать, что к началу XX века порядок наград белых священнослужителей выглядел следующим образом: набедренник; фиолетовая скуфья; фиолетовая камилавка; наперсный крест от Святейшего Синода; орден святой Анны 3-й степени; сан протоиерея; орден святой Анны 2-й степени; орден святого Владимира 4-й степени; палица; орден святого Владимира 3-й степени; золотой наперсный крест из кабинета Его императорского величества; золотой наперсный крест с украшениями из кабинета Его императорского величества; орден святой Анны 1-й степени; митра. Для иеромонахов из вышеперечисленных наград исключались скуфья, камилавка, сан протоиерея и добавлялся сан игумена (дававшийся после получения ордена святого Владимира 4-й степени) и сан архимандрита (дававшийся после получения палицы или ордена святого Владимира 3-й степени). Благодаря наличию «духовных» наград (скуфьи, наперсного креста и т.д.), военные священники могли иметь значительное количество отличий и даже превосходить в этом показателе офицерский состав.
До 1885 года священнослужители могли носить ордена, медали и другие светские знаки отличия поверх облачения при совершении богослужений. Только с 1885 года по инициативе императора Александра III ношение духовными лицами светских знаков отличия при совершении богослужений в священном облачении было запрещено. «Исключение из сего правила допускались лишь для знаков ордена святого Георгия и наперсных крестов на Георгиевской ленте».
За отличия в Первую мировую войну военным священникам было выдано до марта 1917 года: орденов святой Анны 3-й степени с мечами – более 300, без мечей – около 500, орденов 2-й степени с мечами – более 300, без мечей – более 200, орденов святой Анны 1-й степени с мечами и без мечей – около 10, орденов святого Владимира 3-й степени с мечами – более 20, без мечей – около 20, святого Владимира 4-й степени с мечами – более 150, без мечей – около 100.
Наперсный крест на Георгиевской ленте с 1791 по 1903 год получил 191 православный священнослужитель, за русско-японскую войну – 86, с 1914 по март 1917 года – 243. Орденом святого Георгия 4-й степени в течение XIX века было награждено 4 священнослужителя, за русско-японскую войну – 1 и с начала Первой мировой войны по март 1917 года – 10.
Отличия, за которые священники могли быть пожалованы орденами с мечами или наперсным крестом на Георгиевской ленте (на основании изучения нами реальной наградной практики) можно разделить на три группы. Во-первых, это подвиг священника в решительные минуты боя с крестом в поднятой руке, воодушевлявшего солдат продолжать сражение. Рискуя жизнью, священник вел за собой нижние чины. Как правило, это происходило, когда бывали убиты или ранены офицеры полка. Известны сотни таких случаев. Например, этот подвиг в Первую мировую войну совершили священник 318-го пехотного Черноярского полка Александр Тарноуцкий (был убит) и старец иеромонах Богородицко-Площанской пустыни Брянского уезда, служивший в 289-м пехотном Коротоякском полку Евтихий (Тулупов) (был убит). Священник 9-го драгунского Казанского полка Василий Шпичак на лошади первый повел полк в атаку.
Другой тип отличия священника связан с усердным исполнением своих непосредственных обязанностей в особых условиях. Напутствия и причащение раненых воинов, благословение на бой производились священнослужителем с риском для собственной жизни. Иногда, причащая раненых на боле боя, священник бывал сам тяжело ранен. Часто священнослужители совершали богослужения под огнем противника. Например, священник 115-й бригады государственного ополчения Николай Дебольский не прервал службы, когда прямо во время великого входа внезапно появившийся вражеский аэроплан сбросил несколько бомб рядом с молящимися. Священник 15-го драгунского Переяславского полка Сергий Лазуревский с немногими добровольно оставшимися воинами не оставил службы всенощного бдения под шрапнельным огнем до тех пор, пока не был контужен.
В 1915 году на Галицком фронте, когда иеромонах 311-го пехотного Кременецкого полка Митрофан совершал литургию, снаряд попал в церковь, пробил крышу и потолок алтаря, после чего упал около престола с правой стороны. Отец Митрофан перекрестил бомбу и продолжил службу. Снаряд не разорвался, а молящиеся, видя спокойствие священника, остались на своих местах. По окончании литургии снаряд вынесли из храма.
В 1915 году при селе Мальнов священник 237-го пехотного Грайворонского полка Иоаким Лещинский в полутора верстах от боя совершал молебен о даровании победы. В это время «снаряд ударил в крыло паперти и, отхлынув чудом Божиим, сразу в углу в пяти шагах разорвался. Сила взрыва была очень велика, ибо угол большого храма был оторван силой взрыва, около водосточного камня образовалась глубокая яма, а камень сброшен в сторону на несколько шагов и разорвался в куски. Много побитых стекол в храме. Одна пуля угодила в стену ризницы». Батюшка продолжил службу. Среди трехсот человек молящихся не было ни убитых, ни раненых, только один человек оказался контужен.
Священник 6-го Финляндского стрелкового полка Андрей Богословский, стоя на возвышении, благословлял каждого подходившего к нему воина. Когда началась стрельба, он остался стоять на прежнем месте. Грудь его защитила дароносица, висевшая на шее, дав пуле, летевшей в сердце, боковое направление.
Иногда священники погибали при подготовке похорон убитых воинов во время продолжающегося боя. Так был убит иерей 15-го гренадерского Тифлисского полка Елпидий Осипов. Священник 183-го пехотного Пултусского полка Николай Скворцов, узнав, что в занятом неприятелем селе есть убитые и раненые, добровольцем пошел туда для напутствия и погребения. Своим примером он увлек за собой несколько человек медиков и санитаров.И, наконец, духовенство совершало возможные для всех армейских чинов подвиги. Первый полученный наперсный крест на Георгиевской ленте был вручен священнику 29-го пехотного Черниговского полка Иоанну Соколову за спасение полкового знамени. Крест был вручен ему лично Николаем II, о чем сохранилась запись в дневнике императора. Сейчас это знамя хранится в Государственном историческом музее в Москве.
Иерей 42-й артиллерийской бригады Виктор Кашубский, когда была прервана телефонная связь, добровольцем пошел искать разрыв. Телефонист, ободренный его примером, пошел за священником и исправил линию. В 1914 году иерей 159-го пехотного Гурийского полка Николай Дубняков, когда был убит начальник обоза, взял командование на себя и довел обоз до места назначения. Священник 58-го пехотного Прагского полка Парфений Холодный в 1914 году вместе с тремя другими чинами, случайно столкнувшись с австрийцами, вышел с иконой «Спас Нерукотворный» вперед и, проявив выдержку, уговорил сдаться 23 солдат и двух офицеров противника, приведя их в плен.
Получивший орден святого Георгия 4-й степени священник 5-го Финляндского стрелкового полка Михаил Семенов не только самоотверженно исполнял пастырские обязанности, но и в 1914 году добровольцем вызвался провезти недостающие патроны на передовую по открытому месту, непрерывно обстреливаемому тяжелой артиллерией. Он увлек за собой несколько нижних чинов и благополучно провез три двуколки, чем обеспечил общий успех операции. Месяц спустя, когда командир полка вместе с другими офицерами и отцом Михаилом вошли в помещение, предназначенное для них, там оказалось неразорвавшаяся бомба. Отец Михаил взял ее на руки, вынес из помещения и утопил в протекавшей рядом реке.
Иеромонах Антоний (Смирнов) Бугульминского Александро-Невского монастыря, исполнявший пастырские обязанности на корабле «Прут», когда судно было разбито и стало погружаться в воду, уступил свое место в шлюпке матросу. С тонущего корабля, надев облачение, он благословлял матросов. Иеромонах был награжден орденом святого Георгия 4-й степени посмертно.
Совершали подвиги и представители приходского духовенства. Так, священник Кремовского прихода Белгорайского уезда Холмской епархии Петр Рылло совершал богослужение, когда «снаряды рвались за церковью, перед ней и пролетали сквозь нее».
Говоря о церквях Военного и Морского ведомств, следует сказать, что в XVIII веке обер-священнику были подведомственны только походные церкви при полках. С начала XIX века в ведомство обер-священника (позднее главного священника, протопресвитера) постоянно переходили все новые и новые неподвижные церкви: госпитальные, крепостные, портовые, при военно-учебных заведениях и даже храмы, прихожанами которых, помимо военных чинов, являлись местные жители.
В течение XIX века мы видим следующее изменение численности неподвижных церквей Военного и Морского ведомств: в 1855 году – 290, в 1878 году – 344, в 1905 году – 686, в 1914 году – 671 церковь. Престолы военных церквей освящались во имя тезоименитых императорам святых, в память значимых событий из жизни царской семьи и в память событий, связанных с историей учреждения или военными победами полка. Тогда престолы освящались во имя того святого, чей праздник приходился на день памятного события.Во многих полковых церквях и храмах военных училищ на стенах укреплялись мемориальные доски с именами погибших в разных кампаниях воинских чинов, как правило, офицеров поименно, солдат – общим числом. В церквях хранились знамена и всевозможные военные реликвии. В Преображенском всей гвардии соборе хранилось 488 знамен, 12 замков и 65 ключей от крепостей европейской и азиатской Турции, завоеванных русскими войсками в царствование Николая I, и другие трофеи. В убранстве церквей могли быть использованы элементы воинской символики. Так, в убранстве церкви Генерального и Главного штаба были использованы изображения ордена святого Георгия.
Судьба кадровых священнослужителей Военного и Морского ведомств после окончания Первой мировой войны сложилась по-разному. Часть людей оказалась в эмиграции: во Франции, Чехословакии, Финляндии, Греции и т.д. Из священнослужителей, оставшихся в России, многие погибли от рук большевиков в годы гражданской войны, как например Алексий Ставровский, Николай Яхонтов, главный священник армий Юго-Западного фронта Василий Грифцов. Некоторые священнослужители были репрессированы в советское время, как например священники Василий Ягодин, Роман Медведь и другие.
Некоторые священнослужители, оставаясь в Церкви, дожили до глубокой старости и поддерживали Советскую власть в годы Великой Отечественной войны. Например, награжденный золотым наперсным крестом на Георгиевской ленте протоиерей Федор Забелин скончался в 1949 году в возрасте 81 года. Во время Великой Отечественной войны он служил, с разрешения немецкого командования, настоятелем Павловского собора в Гатчине, и спас от смерти советского разведчика, спрятав его под покрывалом престола в алтаре.
В наше время некоторые бывшие военные священники канонизированы. Священник Герман Джаджанидзе канонизирован Грузинской Православной Церковью. Русской Православной Церковью канонизированы бывшие кадровые священники, впоследствии епископы: Онисим (до пострига – Михаил Пылаев), Макарий (до пострига – Григорий Кармазин), священники Николай Яхонтов, Сергий Флоринский, Илия Бенеманский, Александр Саульский и другие.
В современной России постепенно возрождается традиционная для русской армии деятельность православных священнослужителей в войсках.
К сожалению, в настоящее время существует мало исследований, посвященных российскому военному духовенству. В какой-то мере восполнить этот пробел сможет «Памятная книга военного и морского духовенства Российской империи XIX – начала XX веков: Справочные материалы», изданная в рамках исторического проекта «Летопись», одной из задач которого стало составление базы данных (Синодика) православного духовенства Российской империи. В 2007 году проект «Летопись» был поддержан настоятелем московского ставропигиального Сретенского монастыря архимандритом Тихоном (Шевкуновым).
- Добавлен пользователем Каллiникъ 26.11.2016 05:27
- Отредактирован 27.11.2016 01:05
2-е изд., исправленое и дополненное. — М.: Индрик, 2008. — 632 с.Во втором издании исправлены неточности первого и опечатки, увеличено количество публикуемых документов, дополнены приложения, расширены научно-справочный аппарат и иллюстративный материал.Составленный Михаилом Анатольевичем сборник документов достаточно полно и разносторонне показывает отношение мирян, духовенства, иерархов к революционным событиям весны - лета 1917 года.
В него вошли известные и впервые вводимые в научный оборот материалы из фондов РГИА, ГАРФ, ОР РГБ, РГВИА, РГАДА, РГА ВМФ, ЦИАМ, некоторых региональных архивов. Составитель использовал публикации около 40 светских и 100 церковных периодических изданий. Собраны определения, указы и послания Святейшего Синода, проповеди и распоряжения епископов. Синод признал Временное Правительство, но у многих архипастырей вызывала критику и сомнения правомочность и каноничность самого Синода. Разделы сборника - всего 8 - включают резолюции епархиальных съездов духовенства и мирян, телеграммы иерархов членам Государственной Думы, Временному Правительству, письма и обращения мирян, членов политических партий к светским и церковным властям, к народу. Отдельный раздел посвящён явлению и обретению иконы Божией Матери “Державная” в селе Коломенском. В приложениях содержатся церковный календарь на первую половину 1917 года, перечень епархий, карты административного и епархиального деления, восточно-европейского театра военных действий 1917 года, указатели имён, церковных соборов, съездов, собраний. Отметив некоторые недостатки, рецензенты называют сборник не просто хрестоматией, а полновесным научным изданием, содержащим 692 основных и 39 прилагаемых документов и извлечений из них.Конечно, книга не дает ответов на все возникающие при ее чтении вопросы, но для многих не равнодушных и вдумчивых читателей, стало более отчетливым и ясным - в 1917 году в результате государственно-политического переворота в России рухнул тысячелетний церковно-канонический строй и, что далее, путем политического заговора, от государственной и церковной жизни был отстранен, а затем ритуально убит Русский Царь.
Самочинный Поместный Собор Русской Православной Церкви, инспирированный заговорщиками, молчаливо оправдал совершенное беззаконие, революционным избранием патриарха обратив на его главу церковную анафему и соборную клятву 1613 года, данную русским народом на верность до кончины века царю из рода Романовых, как Помазаннику Господню, священному Главе и хранителю народа Божия, Святой Церкви.
Цареотступничество духовенства и монашества положило начало клерикальной революции, приведшей к устранению из церковно-канонической практики всего царского чина в лице Царя, назначаемой им синодальной оберпрокуратуры и носителей проистекающего из царской воли ктиторского ставропигиального права, к уничижению достоинства народа Божия как «царского священия», «царей и иереев Богу» (Ап. 1, 6).
Отделение Церкви от государства, провозглашенное бунтавщиками в качестве лозунга в борьбе за свободу Церкви, на практике означало революционное, то есть по соглашению с антимонархически настроенным клиром в интересах профанирования и подчинения народа Божия произведенное, упразднение государева чина из церковно-канонических отношений,началом имевшее вероотступничество духовенства, выразившееся в умалении, а затем и отрицании экклезиологического и канонического значения власти Помазанника Божия, Православного Царя.
Приняв революционное свержение власти боговенчанного Царя как свершившийся факт Поместный Собор 1917 года подпал под отеческое проклятие Земли Русской, клявшейся за себя и за потомков в верности свергнутому Царю.
Без какого-либо соборного определения отказавшись от молитвенного возношения имени свергнутого благоверного Императора и всего Царствующего Дома, сначала революционный Синод, а затем и Поместный Собор оказались вне канонического общения с Российской Православной Церковью, анафематствовавшей царских изменников и бунтовщиков.
Государев чин, царское священие, державные русские люди подверглись жестокому уничтожению. Кто не отрекался от Царя, тех мучили и убивали. Оказавшаяся вдовой Русская Церковь в лице неистинных и теплохладных архиереев и священников совершила любодеяние с богоборческой властью, уступив ей то, чего не хотела дать законному Государю, предав и саму священную память своего христа Царя.Предисловие ко второму изданию
Предисловие
Из определений, указов и посланий Св. Синода, проповедей и распоряжений епископата, обращений духовных консисторий РПЦ.
Из определений, указов и посланий Св. Синода РПЦ к гражданам страны
Из проповедей и посланий к пастве епископата, обращений духовных консисторий
Из проповедей епископа Пермского Андроника (Никольского), его переписки с оберпрокурором Св. синода В.Н. Львовым и архиепископом Новгородским Арсением (Стадницким)
Резолюции по политическим вопросам съездов православного духовенства и мирян (март - июль 1917 г.)
Постановления епархиальных съездов духовенства и мирян
Резолюции городских, уездных, благочиннических и армейских съездов и собраний духовенства, постановления городских собраний благочинных
Телеграммы епископата РПЦ представителям новой власти, Св. Синоду и подведомственному духовенству, переписка иерархов
Приветственные телеграммы представителей епископата председателю Государственной думы и членам Временного правительства
Телеграммы и донесения Св. синоду епископов и духовных консиcторий, письма иерархов, распоряжения подведомственному духовенству
Приветственные телеграммы съездов духовенства и мирян представителям новой государственной власти и Св. Синоду
Телеграммы епархиальных и викариатских съездов духовенства и мирян
Телеграммы городских и уездных съездов духовенства и мирян
Телеграммы благочиннических собраний духовенства, духовных консисторий и духовных учебных заведений
Призывы, воззвания и телеграммы рядового духовенства к сопастырям и пастве
Телеграммы, письма и обращения мирян к светским и церковным властям и к народу
Тексты церковных (гражданской и ставленнических) присяг на верность службы россии и временному правительству
К вопросу об обретении иконы Божией Матери «Державная»
Приложения
Дополнения к разделам I, II, IV-VI
Календарь церковных праздников на 1917 г. (февраль - ноябрь)
Хронология основных событий истории России и Русской православной церкви 1917 г. (февраль - ноябрь)
Список иерархов РПЦ (по состоянию на 1 марта 1917 г.)
Сводный перечень епархий и викариатств, епархиальных и викариальных архиереев РПЦ (по состоянию на 1 марта 1917 Г.)
Члены IV государственной думы - священники РПЦ - участники Февральской революции
Карты епархиально-административного деления РПЦ накануне 1917 г
Карта восточноевропейского театра военных действий 1917 г
Указатель имен
Указатель церковных соборов, съездов и собраний
Указатель организаций и учреждений
Предметный указатель
Сравнительный топонимический указатель (различия в названиях городов в 1917 и 1991 гг.)
Список использованных архивных фондов, периодических изданийи литературы
Перечень опубликованных документов
Перечень иллюстраций
Источниковедческая справка
Библиографическая справка
Перечень рецензий на 1-е издание сборника документов
Список сокращений
Список аббревиатур
- Чтобы скачать этот файл зарегистрируйтесь и/или войдите на сайт используя форму сверху.
